Четыре столетия русского чая 

Айвазовский

Качай культуру

Ящерка Злата

В театр, на концерт и на выставку можно ходить бесплатно! Для этого гражданам от 14 до 22 лет необходимо оформить Пушкинскую карту.

Оформи пушкинскую карту для посещения учреждений культуры

Культур

В
преддверии своего дня рождения Диана Малышева, руководитель автономной
некоммерческой организации «Дирекция фестивальных и культурно-массовых
мероприятий Челябинской области» рассказала о проведении мероприятий онлайн,
рождении идей по щелчку и профессиональных навыках своей команды.

Люди
мало задумываются о том, кто и как создает мероприятия города. Главное, чтобы
все прошло хорошо и интересно. Это так. Но Челябинск давно стал площадкой для
проведения статусных мероприятий и требует большего, чем просто «хорошо». 
Ежегодные
театрализованные эпилоги Парада Победы на площади Революции, различные
торжественные награждения, гала-концерты «Весны студенческой», народная премия
«Светлое прошлое», церемонии открытия чемпионата мира по дзюдо, тхэквондо,
ски-кроссу, фигурному катанию – малая часть мероприятий, за организацией
которых стоит «Дирекция». Именно с ее руководителем Дианой Малышевой мы
поговорили об особенностях работы организации.

–
Как пандемия повлияла на работу организации?
 –
У нас были отменены массовые мероприятия. Какие-то проходили с сокращением
зрителей. Но организация работала в прежнем режиме. Как и вся страна. Несколько
церемоний перевели в онлайн. И они даже приобрели какие-то новые краски, формы.
Мы осваивали новые методы работы, это было очень интересно. Да, пандемия,
безусловно, «подкосила» праздничную сферу, но и дала возможность освоить новые
форматы. Когда карантин закончился, вышли на свои места.

–
Вообще подобный «застой» в культурной жизни города научил чему-то? Возможно,
появились новые методы в работе? Что это за методы? Как вообще можно провести
церемонию онлайн?
 –
Расскажу на примере премии «Признание» – это вручение высшей городской
общественной награды в нескольких номинациях. В этом году проводили на площадке
«Россия – моя история». До этого всегда в театрах, на больших сценах, со
зрителями, концертной программой. Поскольку зрителей не было, про каждого лауреата
имели возможность подготовить целые музейные залы, воспользовались
возможностями мультимедийного парка: на экранах были фотографии, афиши, важные
документы, фильмы. Зрители смотрели онлайн-трансляцию. Лауреаты проходили по
этим залам, где их ждал награждающий, и покидали площадку. Получилось
интересно, несмотря на небольшое количество задействованных людей.

–
На какие мероприятия спрос сейчас? Чего хотят люди? Или что вы сами больше
всего продвигаете?
 –
Люди хотят искренности, теплоты, радости. С одной стороны, все соскучились по
выходу на концертные площадки, с другой – друг по другу. Сейчас довольно
острое, сложное время. Поэтому, когда люди собираются вместе, им хочется
искренности чувств. Все наши мероприятия становятся более настоящими, теплыми,
убирается пафос. Мы ставим задачу делать праздничные программы так, чтобы люди
чувствовали надежду, просветление, ответы на какие-то личностные вопросы.

–
Вы сказали, что убираете пафос. В чем это проявляется?
 –
Ну не то, чтобы убираем… когда составляем концертную программу или выбираем
музыкальный материал, то выбор падает больше на человеческие, понятные эмоции.

–
Насколько сложно организовывать одно и тоже мероприятие из года в год? Ведь
нужно чем-то удивлять!
 –
Вы знаете, это интересно. Когда делаешь второй и третий раз, тогда сложно.
Казалось, ты все сказал в первый раз, что хотел. В этом году мы в семнадцатый
раз делаем театрализованный Эпилог Парада Победы. Это уже вызов – себе, своему
профессионализму, фантазии. А придумаешь ли ты что-то новое? Что придумать,
чтобы удивить? Такой спортивный интерес.

–
Как рождается режиссёрская идея для события? У вас есть особые ритуалы?
 –
Сложный вопрос. Потому что никакого алгоритма рождения хорошей идеи нет. Как
много книг не было бы написано, как много технологий не было разработано, ни
что не является гарантией того, что ты придумаешь отличную идею. Она может
родиться «по щелчку» как только ты получил заказ, если тема тебе близка, ты
много думал о ней. Но бывает ходишь и думаешь, мучаешься, используешь креативно
описанные технологии из книг. Рано или поздно все равно происходит «щелчок».
Хочется, конечно, чтобы он пораньше происходил. Поэтому нет никаких ритуалов,
ждем вдохновения. Либо используем профессиональные навыки. Ведь это ремесло,
нужно создавать событие.

–
Что относится к этим профессиональным навыкам?
 –
В какой сфере? Режиссуре? Сценарном мастерстве? В организации?&nbsp; Вот в чем дело! Чтобы создать мероприятие
нужна сплоченная большая команда: продюсер, который всю эту команду
«сколачивает», следит за сроками и воплощением всех поставленных задач;
сценарист, который придумает идею с режиссером; администраторы, встречающие
артистов; технический директор. И многие другие.&nbsp; Но каждая из этих профессий требует своих
навыков. Иногда кажется, что и режиссёром можно отработать, не имея
профессионального образования. Я придерживаюсь другой точки зрения. Для того,
чтобы делать хорошо и правильно, неплохо иметь профессиональное образование.
Каждый из членов команды этим образованием обладает. Всем им, также необходимо неравнодушие
к делу, ведь каждое мероприятие проходит как первое и последнее, никакие идеи
не откладываются до следующего. Команда может работать и ночью, и на выходных.

–
В марте вы вошли в шорт-лист Московской премии «событие года», о чем теперь
можно помечтать? Какие планы у дирекции на этот год? 
–
Сейчас мы провели несколько программ для дня Победы.&nbsp; Мы приняли участие в шествии Бессмертного
полка, театрализованном Эпилоге Парада Победы. Параллельно работаем над
церемонией открытия чемпионата России по баскетболу. Одним из главных событий
этого года станет всероссийская «Весна Студенческая». Это огромное шоу, которое
должно поразить не только южноуральцев, но и гостей со всей страны. На лето
запланированы несколько фестивалей: Бушуевский, театральный «NOвый», современного искусства
«Неискусственно» и Уфалейский фестиваль колокольных звонов.&nbsp; Всем этим живем. А о чем мечтаем? Этот
шорт-лист – первая награда. Мы никогда и нигде не участвовали. Нас почему-то
никогда не волновало признание профессионального сообщества. Совершенно
случайно узнали о существовании таких премий. Подали документы, ролики и
получили четыре награды. Но сказать, что мечтаем о следующих наградах, не могу.
Если они будут, то будем рады. Но, если не будут, то ничего не изменится. Мы
так же будем жить и болеть своей профессией! Хотим, чтобы рос профессионализм,
зрителям нравились наши мероприятия и даже вдохновляли их – вот, о чем стоит
мечтать.

В преддверии своего дня рождения Диана Малышева, руководитель АНО «Дирекция фестивальных и культурно-массовых мероприятий Челябинской области» рассказала о проведении мероприятий онлайн, рождении идей по щелчку и профессиональных навыках своей команды.

Диана Малышева: наша мечта – вдохновлять зрителя 

Совсем недавно в театре «Манекен» прошла «Театральная Манекениада». Мы встретились с ее идейным вдохновителем Игорем Бармасовым и поговорили о профессиональном становлении, магии встреч, источниках вдохновения, «режиссерских портфелях», способе познания мира и самого себя, а также о том, как лучше показать на сцене лето. ЧАСТЬ II

– Какие встречи в своей жизни вы считаете
судьбоносными?
 – Я благодарен судьбе за встречи с обалденными
мастерами. Столько было фестивалей, лабораторий… Мы встречались с Юрием
Николаевичем Бутусовым, Камой Мироновичем Гинкасом, Робертом Робертовичем
Стуруа и другими. Всех не перечислить! Это было чудо, настоящее везение!
Кстати, как-то Международный фестиваль «Пространство режиссуры» был посвящен
полностью немецкому театру, именно туда съехались великие режиссеры. Даже был
Хайнер Гёббельс! Я поверить не мог, что мне выпал шанс встретиться с ним,
купить и прочитать его книгу.

Именно благодаря таким крупным мастерам я постепенно
познавал режиссуру, истину об искусстве, театре и философии театра. Ведь как
режиссер может обойтись без философии театра, без понимания его сути? – Да никак!
 – Кстати, в России есть Кети Чухров – российский
философ, теоретик и критик искусства, поэтесса и драматург, а также доктор
философских наук, кандидат филологических наук, автор работ по философии
современного искусства, теории перформативности. Я просто балдею от ее книг,
научных статей, лекций! Ими можно зачитаться и заслушаться! Благодаря ее трудам
знакомые вещи открываются совершенно с другой стороны.

Да, мы часто говорим про события на сцене, конфликты,
действия, в целом, про театр. А что такое театр? Этот вопрос многих людей
ставит в тупик. Ведь каждый раз театр пересоздается, переосмысляется,
определяется иначе. Здесь мне близка позиция Дмитрия Евгеньевича Волкострелова,
который перед постановкой нового спектакля, где бы он ни был, всегда задает
вопрос команде: «А что такое театр? Давайте, будем сочинять…». Поверьте, каждый
раз на этот вопрос приходится отвечать заново.

Когда-то театр воспринимался как храм, то есть место,
где происходило нравственное преображение человека, осуществлялось высокое
служение. Люди ходили в театр, чтобы причаститься к чему-то светлому. Для них
это был сакральный акт. «Весь мир – театр!» – в свое время замечал Шекспир.
Театр – искусство коллективное. «Коллективное творчество, – писал
Станиславский, – обязательно требует ансамбля». Театр – искусство
синтетическое: синтез литературы, живописи, архитектуры, музыки, вокального
искусства, искусства танца и т.д. Одним словом, театр может определяться
по-разному.

– Говорят, что режиссеры ставят спектакли для того,
чтобы познать мир или что-то познать в себе. К какому типу вы относитесь?
 – Ответить сложно. Я бы сказал: и то, и то. В любом
случае, к театру я отношусь как к способу познания мира. Ведь что отличает
человека от любого другого живого существа? Умение познавать и творить. И этот
акт познания крайне важен.
Кстати, Марина Юрьевна Давыдова постоянно делает
обзоры новых спектаклей, где в центре событий – познание не только человека, но
и животного мира. К примеру, в некоторых постановках на сцене появляется конь
или стадо овец. И уже они становятся объектом всестороннего исследования.
Помню, как Аудронис Люга нам рассказывал о режиссуре
Эймунтаса Някрошюса. Я тогда еще для себя отметил интересную деталь – подход
Някрошюса созвучен взглядам Мераба Константиновича Мамардашвили: философия
рождается в процессе философствования. Мамардашвили говорил: «Философия
принадлежит к таким предметам, природу которых мы знаем лишь мысля их сами,
когда мы уже в философии. Можно и нужно опираться именно на интуицию, чтобы
войти в живой, а затем и в отвлеченный смысл философствования. Сначала только
из собственного опыта в нас должны естественным и невербальным способом родиться
определенного рода вопросы и состояния, должно родиться живое движение души…
Нужно вслушаться в этот голос и постараться самому различить заданные им
вопросы – свои вопросы, свои искания, свои цели. Ибо только самому, мысля и
упражняясь в способности независимо спрашивать и различать, человеку удается
открыть для себя философию».

Люга говорил нечто подобное о создании спектаклей
Някрошюсом. И мне это очень близко. А что человек познает? Через мир каждый
познает, в конце концов, себя. Поэтому однозначно ответить на этот вопрос
невозможно.

– Как вы находите материал для нового спектакля?
 – По-разному. Есть режиссеры, которые скрупулезно
собирают «режиссерский портфель». Я балдею от этого, восхищаюсь их усердием.
Они прочитывают море пьес, выбирают лучшие, откладывают, копят, составляют
отдельные списки. Это колоссальный труд! Я же не могу так делать. Не потому что
я плохой читатель. Хотя в сравнении с Евгением Борисовичем Каменьковичем можно,
наверное, и так сказать, ведь он прочитывает сотни текстов за год.

Как лично я прихожу к материалу? Если честно, материал
сам ко мне попадает в руки. Иногда я сталкиваюсь с автором, иногда – с
конкретной темой. И вдруг все складывается – передо мной оказывается нужный
текст, появляется идея, как его воплотить на сцене. И ты понимаешь, что это
происходит неслучайно.

– Неслучайно?
 – Возможно, во вселенной есть какие-то
крупноорганизующие, неведомые силы, которые упорядочивают мир, и все, что происходит
с нами, не случайно, а закономерно. Недаром же мы обращаем на определенные
события свое внимание. Сразу вспоминается поговорка: «Тот, кто держит в руках
молоток, повсюду видит только гвозди». Так и я, вижу только то, что меня
по-настоящему волнует. Остальные вещи проходят мимо. – Какой этап в режиссерской работе над спектаклем для
вас наиболее интересен?
 – Самый интересный этап в режиссерском деле – это
время, когда ты еще не пришел к артистам: находишься один на один с материалом,
живешь в его контексте, смотришь на мир сквозь него. Формируется некая призма,
линза, через которую события и явления выглядят иначе. Вдруг начинают
появляться и вырисовываться детали, ты их фиксируешь, замечаешь, фокусируешься
на них, хотя раньше точно не обратил бы внимание. – А чем вы вдохновляетесь?
 – Все просто. Когда передо мной возникает какой-то
материал, я сразу им вдохновляюсь, пропускаю его через себя. Начинаю соотносить
сюжет с собственным прошлым, детством, сравнивать, находить схожие черты.
Приведу пример. Однажды я собирал «багаж» из
воспоминаний своего детства, думал над тем, как лучше показать на сцене лето.
Конечно, можно установить правильный теплый свет, включить легкую музыку…
Но можно пойти другим путем. Что такое лето? Сразу же
вспоминается момент из детства: когда я выходил во двор с газетным кулечком
вишни, и тут же сбегалась толпа ребят, я делился с друзьями спелыми ягодами.
Безумная радость возникала у всех нас тогда! Современным подросткам, возможно,
это будет не очень понятно, но я до сих пор помню непередаваемое ощущение этого
жаркого времени года, запах садовой вишни. Лично для меня это самое настоящее
лето. Другого не придумать! – Как вы образно описали лето!
 – Черпать вдохновение из своего детства, из прошлого,
пережитого опыта – колоссальное умение для режиссера. Такое умение нужно
всячески развивать. У кого-то это получается с легкостью, интуитивно, как у
Дмитрия Анатольевича Крымова. Он своим детством питается, вдохновляется,
заряжается бесконечно.

– А кроме детства есть еще источники вдохновения?
 – Лично для меня один из главных источников
вдохновения – музыка. Через музыку по-другому воспринимаешь мир. К примеру,
сегодня слушал выступление наиярчайшего, незаурядного, виртуозного канадского
пианиста и композитора Гленна Гульда… Поток эмоций, переживаний. Слушал и
думал: «Какая необычная манера звукоизвлечения! «Ударная», стремительная,
эксцентричная, отрывистая…». Его интерпретации Баха интересны и необыкновенны!
Часто переслушиваю Арво Пярта. Его музыка в стиле
tintinnabuli («маленькие колокольчики») создана для полного погружения, для
того, чтобы вслушиваться в каждый звук, ловить его протяженность, наслаждаться
им. Если бы минималисты были классическими портретистами, Пярт бы был
романтиком. Почему именно так? Потому что музыка Пярта очень личная, неземная.

А еще меня безумно вдохновляют спектакли коллег. Когда
ты погружаешься в историю, возникает повод подумать, переосмыслить многие вещи,
примерить на себя некоторые режиссерские ходы: «А как бы я сделал эту сцену?».
Эти мысли являются толчком к профессиональному развитию, расширяют горизонты.
Помню, во время просмотра спектакля «Евгений Онегин» в постановке Тимофея
Кулябина я судорожно записывал в блокнот возникающие мысли. Они как лавина
накрывали меня. Их было столько много, что я исписал все страницы блокнота. В
голове рождались невероятные ассоциации, идеи. В какой-то момент мне даже стало
стыдно, что я перестаю нормально смотреть спектакль. Благо у меня было удачное
место в ложе – я никому не мешал.

– Встреча с «Евгением Онегиным» не прошла бесследно…
 – Да. Вообще, театр – это встречи. Сама магия встреч
удивительна! Кстати, мой личный режиссерский путь во многом зависит от подобных
встреч: встреч с художниками, актерами, драматургами…
К примеру, я как-то ездил на Международный фестиваль
современного искусства «Территория», и там повстречался с Настей Букреевой.

Тогда она только-только написала «Ганди молчал по
субботам», даже не успела еще выставить пьесу на конкурс. Это потом «Ганди»
одержал победу и стал бестселлером современной драматургии. Так вот, на
«Территории» мы с ней безумно тепло общались. Встреча с таким умным, глубоким,
вдумчивым драматургом особенно запала мне в душу. Именно поэтому я с упоением
погружался в пьесу «Черная пурга», читку которой мы сделали в 2021 году в
рамках проекта «Манекен Плюс».
Признаюсь, после той встречи я проникся к Насте величайшим
доверием, уважением. Именно поэтому в любом ее тексте я найду чудо, потому что
знаю – она его туда обязательно должна была вложить. Вообще, говоря о таких
встречах, я не могу не сказать о доверии. Доверие в театральном мире – очень
тонкая и хрупкая субстанция. Если между режиссером и драматургом нет доверия,
если режиссер не доверяет артисту, а артист – режиссеру, значит пиши пропало.

Фото из архива Алексея Гольянова

Совсем недавно в театре «Манекен» прошла «Театральная Манекениада». Мы встретились с ее идейным вдохновителем Игорем Бармасовым и поговорили о профессиональном становлении, магии встреч, источниках вдохновения, «режиссерских портфелях», способе познания мира и самого себя, а также о том, как лучше показать на сцене лето.

Лето пахнет спелой вишней

Совсем недавно в театре «Манекен» прошла «Театральная Манекениада». Мы встретились с ее идейным вдохновителем Игорем Бармасовым и поговорили о профессиональном становлении, выборе между медициной и театром, режиссуре, о том, как Эфроса приходилось «ловить по крупицам». ЧАСТЬ I

– Игорь Вячеславович, когда у вас появилось желание
заниматься режиссурой? – Интересный вопрос… Я недавно тут вспомнил, что еще в
школе, будучи старшеклассником, вместе с друзьями создал творческий коллектив.
Этим составом мы участвовали во всевозможных внутришкольных, межшкольных
мероприятиях. Считаю, нам тогда очень повезло, ведь директор предоставил
карт-бланш, свободу действий – что хотите, то и творите. Правда, мозги у нас
были неокрепшими. Зацепились за то, что «летало в воздухе», а именно – за
Филатова. Взяли «Сказку про Федота-стрельца, удалого молодца». И без руководителей
прыгнули в эту историю, стали сочинять, придумывать. Именно тогда я впервые на
себя примерил роль режиссера. Хотя это все было условно, конечно. Но тем не
менее. Мы хулиганили, дурачились, творили. На этой волне даже выиграли районный
конкурс, поехали в Челябинск, здесь показались. Получается, это была первая
режиссерская работа, за которую я взялся и отвечал головой. Именно тогда и
возникло желание заниматься режиссурой. – В «Сказке про Федота-стрельца» вы выходили на сцену
в качестве актера? – Не без этого&nbsp;(смеется)… – Попробую угадать… Перед вами встал выбор, кем стать:
актером или режиссером? – Не совсем так. Да, в этот жизненный период я
задумывался о выборе профессии. С одной стороны, меня тянуло в искусство. С
другой – я всегда любил медицину. Так уж сложилось. Передо мной возник выбор:
медицина или театр? – Неужели?! Медицина и театр так далеки друг от друга… – Согласен, на первый взгляд кажется, что медицина и
театр – два совершенно разных направления, которые не связаны друг с другом. Но
по большому счету, и медицина, и театр направлены на человека, они занимаются
исследованием и врачеванием людей. Медицина лечит тело, театр – душу. Видимо,
уже тогда внутри меня возникло желание связать свою профессиональную
деятельность с людьми.

– На итоговый выбор повлияли родители? – Нет, родители готовы были поддержать любое мое
решение. Я даже готовился поступать в медицинский вуз: на «отлично» сдал химию
и биологию. – Но в итоге выбрали театр. – Да, до сих пор не знаю почему… Возможно, космическое
проведение направило, подтолкнуло на этот путь. Могу сказать одно, я всегда
живо интересовался театром, много читал о нем, с большим любопытством и
увлечением погружался в произведения Станиславского, Товстоногова. Книги, к
слову, нелегко было найти – в те годы они свободно не продавались, да и
интернета не было.
Удивительно, на момент поступления в вуз, у меня уже
была прочитана книга Товстоногова «Беседы с коллегами», а это считалось
серьезным изданием, рассказывающим о режиссерской «кухне». И мой педагог Андрей
Львович Гаврилов удивлялся, смеясь: «Ты откуда взял книгу?!». А попала она ко
мне в руки от директора школы. Настоящий подарок судьбы!

– Признайтесь, Игорь Вячеславович, у вас никогда не
возникало желания стать актером? – Я изначально хотел поступать на режиссера. Вячеслав
Анатольевич Петров, работавший тогда заведующим кафедрой, настойчиво отговаривал
меня от этого шага: «Ты должен быть актером. Одумайся!». И я поступил на
актера, но в процессе учебы проявлял себя как режиссер.
Стоит признаться, судьба нашего курса складывалась
непросто: уходили преподаватели, возникали сложности. На четвертом курсе мы
должны были делать спектакль под руководством педагога, однако случилось
непредвиденное – он вынужденно уехал. Пришлось подхватывать работу, практически
создавать спектакль «с нуля». Постановка вошла в программу дипломной декады
спектаклей. И была неплохо воспринята зрителями.

Кстати, учась на первом и втором курсах, я играл в
массовке в театре драмы – меня пригласил режиссер Михаил Евгеньевич Филимонов в
свой спектакль. Интересный был опыт! Но даже будучи в актерской среде, я всегда
понимал, что у меня дорога другая – режиссерская.

– Как вы считаете, может ли режиссер быть хорошим
актером, и наоборот? – Я глубоко убежден, есть такое понятие как «человек
театра». Лично я имею опыт работы и в качестве режиссера, и в качестве актера,
и в качестве педагога.

Это разные профессии, требующие особого погружения.
Некоторые мои знакомые-коллеги говорят: «Человек, который не играл на сцене, не
может преподавать!» или: «Человек, который ставит спектакли, не может играть!».
Театральный художник, режиссер, актер, театральный педагог – это родственные
профессии, находящиеся в едином поле. Но если говорить о технологиях, о
ремесле, в конце концов, то каждая профессия требует особого подхода и
специфического знания. Я видел прекрасных, гениальных артистов, которые
блистательно выступали на сцене, но в то же время не обладали режиссерским или
педагогическим талантом, не могли поставить спектакль или научить студентов
актерскому мастерству.

– Какие люди на вас оказали влияние в профессиональном
становлении? – Здесь большая когорта людей! Если говорить о
человеке, который ежедневно влиял на мое становление, то это, безусловно, мой
отец. Постоянные разговоры, беседы с ним, которые порой даже не касались
театра, помогали расти и развиваться.

В профессиональном плане я безумно благодарен одному
из мастеров – Вячеславу Анатольевичу Петрову. Да, он был суровым, строгим и
требовательным, но лично мне он многое дал в профессии. Вообще, я глубоко
признателен всей команде педагогов. Она непростая и очень разная! Нельзя не
отметить Татьяну Владимировну Скорокосову, Андрея Николаевича Торхова, Андрея
Львовича Гавлилова, Михаила Евгеньевича Филимонова, Олега Александровича Хапова
и многих других. Весь наш курс безгранично благодарен им, потому что они учили
разному театральному языку, по капле закладывали профессию. Если говорить о людях широкого круга, великих
мастерах, то, конечно, нельзя не сказать о Станиславском. Я до сих пор взахлеб
перечитываю его книги и вдохновляюсь ими! Именно он заложил фундамент
современной науки о театре. Всегда ищущий, неспокойный, более чем
требовательный, ничего не прощающий ни себе, ни другим, Константин Сергеевич –
живой, реальный, человечный.

И хоть сегодня многие критикуют его взгляды, я безумно
благодарен Станиславскому за тот путь, который он нам показал – как надо
изучать науку, чтобы исследовать театр. Благодарен за изобретение новой
эстетики сценического искусства, за тот главный переворот, который Константин
Сергеевич совершил в наших головах: он дал актерской и режиссерской профессии
смысл, перевел их из искусства исполнительского в разряд авторского,
персонифицировал художника, дал ему свободу – физическую и интеллектуальную.
Нельзя обойти стороной Анатолия Васильевича Эфроса. Я
много раз перечитывал книги о нем, искал и смотрел телеспектакли. Хорошо, что
появился интернет&nbsp;(смеется)! Не пропускал показы его постановок на
канале «Культура». Одним словом, Эфроса «ловил по крупицам».

С любопытством и профессиональным интересом смотрел и
пересматриваю в записи спектакли признанного мастера поэтического театра
Эймунтаса Някрошюса. Они производят магическое впечатление. Метафорический язык
Някрошюса – главное оружие режиссера, его марка, опознавательный знак. Месседж
тут передается не через слова, а через зримый образ, как правило,
«натурального» происхождения и нарочито грубой фактуры, но объемно и поэтически
материализующий смыслы. В спектаклях Някрошюса есть острое ощущение присутствия
воздуха как материи, без которой не живет человек.

Помню, в челябинский театр драмы приезжал
Вахтанговский театр со спектаклем «Ревизор» в постановке Римаса Туминаса. Это
когда ж было-то?! Давненько… А ведь я до сих пор его помню, настолько спектакль
покорил мое сердце! Римас Туминас – мастер сценической метафоры; поверх
авторского текста он вышивает собственные узоры – иронические, завораживающие,
забавные, порой злые. И его «Ревизор» – глубоко трагическая история о
несбыточных мечтах, убитых иллюзиях.

И язык Романа Виктюка для меня был безумно новым,
просто с ума сводил! Кто-то называет Витюка скандальным и эпатажным, а кто-то –
гением. Его творчество сложно привести к какому-то одному знаменателю, потому
как оно пестрит разными жанрами. Но, что можно сказать определенно точно, так
это то, что в центре его постановок – всегда человек; людские страсти, страхи,
метания,&nbsp;тонкое, пронзительное и бескомпромиссное исследование
человеческой души.

Именно эти режиссеры оказали на меня сильное влияние,
потому как порой, прикоснувшись к настоящему произведению искусства, гораздо
больше ощущаешь и понимаешь, чем на «сухих» лекциях. Вдруг открывается что-то,
и ты чувствуешь – в спектаклях есть необъяснимая мощь и сила, помимо мастерства
и профессионализма. И это «что-то» безумно манит!

Фото Алексея Гольянова и из личного архива Игоря Бармасова

Совсем недавно в театре «Манекен» прошла «Театральная Манекениада». Мы встретились с ее идейным вдохновителем Игорем Бармасовым и поговорили о профессиональном становлении, выборе между медициной и театром, режиссуре, о том, как Эфроса приходилось «ловить по крупицам».

У меня другая дорога - режиссёрская

23 и 24 июня
премьерой балета «Корсар» Адольфа Адана откроется XIII Международный фестиваль
«В честь Екатерины Максимовой». О новом спектакле челябинского театра
рассказывает хореограф-постановщик, народный артист России&nbsp;Юрий Клевцов.

–&nbsp;Юрий
Викторович, для постановки балета «Корсар» вы изменили либретто…
–&nbsp;Мне
показалось, что нужно уйти от байроновской сюжетной линии, которая в наши дни
не так актуальна. Конечно, старый спектакль интересен, сохранение таких вещей
важно. Но мы решили пойти по другому пути – хореографическому. Выражение эмоций
будет проходить через танец, нежели пантомимы. Плюс у нас появилась новая
картина – «Пиратский остров». Все это должно придать спектаклю динамику. Кроме
того, мы используем дополнительную музыку. 
–&nbsp;К каким
произведениям вы обратились?
–&nbsp;С годами
«Корсар» постоянно изменялся: в нем звучали сочинения не только Адана, но и
многих других авторов. Чтобы сделать спектакль более интересным, дополнительно
мы используем музыку Амирова и Глиэра. Если посмотреть на клавир, то по
количеству композиторов можно сказать, что «Корсар» – это балет-дивертисмент.

– Еще вы
вводите новую героиню – Марию Линдси. Эта пиратка действительно жила в 18 веке
и грабила суда вместе со своим мужем.
– В нашем балете
она выступает предводительницей пиратов. Мария Линдси – один из главных
персонажей, которая проходит через весь спектакль. Пиратский мир очень тесен,
поэтому можно предположить, что она могла где-то встретиться с корсаром
Конрадом и его соратником Бирбанто. В начале нашей истории Линдси попадает в
плен к турецким воинам, и на помощь ей приходят главные герои. Новый персонаж
как раз нужен для того, чтобы подвести действие к картине пиратского острова.
 – По
хореографии это будет классический балет?
– Безусловно.
Поскольку я обучался классической хореографии, мне трудно уходить в другие
направления. Но если есть возможность пробовать что-то новое, я это делаю.
Допустим, в той же картине «Пиратский остров» танец будет достаточной
динамичным, свободным в пластике.&nbsp; При этом я не изменяю хореографию в
«Оживленном саду» – основные сцены сохраняются. Единственное, в нашем спектакле
не исполняется па-де-скляв. Мне показался этот номер заезженной пластинкой,
поэтому я от него отказался. Однако при необходимости его всегда можно
вернуть.

–&nbsp;Наверно,&nbsp;у большинства пиратская
тема ассоциируется с кинокартиной «Пираты Карибского моря».
– Конечно. Я и сам
смотрел этот фильм и слушал знаменитый саундтрек,&nbsp; который эмоционально
подталкивал меня сделать что-то подобное. В оформлении нашего спектакля
используются много видеопроекций. Костюмы мы старались осовременить,
отталкивались от стиля стимпанк. Знаете, картина «Пиратский остров» не такая
объемная, но я думаю, она придаст свежесть спектаклю, вдохнет новую жизнь в
балет, и он раскроется в направлении «Пиратов Карибского моря». Опять же я
понимаю, что мы находимся в рамках академического театра и в рамках «Корсара»,
поэтому сильно в современное прочтение мы не уходим, в этом и нет
необходимости. 
– К фестивалю
«В честь Екатерины Максимовой» челябинский театр всегда готовит премьеру.
Почему в этот раз выбор пал на «Корсара»? Чем вам интересен этот балет?
– «Корсар» известен
и понятен во всем мире. Этот балет очень давно не шел на челябинской сцене, и
думаю, зрители успели по нему соскучиться.&nbsp; Мы постарались сохранить все
достоинства этого произведения и придать ему динамику, убрав некоторых
персонажей из либретто и добавив новые музыкальные и хореографические номера.

Юрий Клевцов о новом спектакле «Корсар»

 В Челябинске ставят балет «Корсар»

В ноябре-декабре 2021 года прошел один
из старейших театральных фестивалей России — пятнадцатая «Камерата». Мы поговорили
с ее программным директором, театральным критиком Владимиром Спешковым об особом
взгляде на произведения Ф.М. Достоевского, персонажах второго плана, стилистике
и эстетике Николая Коляды, пластической выразительности артиста и о том, как жюри
присуждает Гран-при. Не обошли стороной театральные города, края и регионы России.
Предлагаем вашему вниманию третью часть состоявшейся беседы.

– «Камерата – 2021» была посвящена
200-летию Достоевского…
 – Да, в афишу нам было интересно включить
спектакли по разным произведениям Федора Михайловича Достоевского. К примеру, «Свидригайлов.
Сны» был сделан по мотивам «Преступления и наказания». Особый взгляд на материал.
Привлекает внимание персонаж второго плана, ведь за счет того, как он выявлен, как
прекрасно сыгран чудесным актером Александром Гончаруком, становится явной и понятной
проблематика великого романа Достоевского. При этом в афише был и «Идиот» Искандера
Сакаева, и «Преступление и наказание» под названием «Раскольников» Коляда-театра.
Но Коляда плюс Достоевский – это совершенно особенный вариант. – Гран-при пятнадцатой «Камераты»
получил спектакль «Свидригайлов. Сны» в постановке главного режиссера Омского театра
драмы Георгия Цхвиравы. Жюри было единогласно, присуждая победу? Или были разногласия? – Нет, разногласий не было. Никто категорично
не выступал с пламенной речью: «Никогда и ни за что не давайте омской драме награду!».
Было обсуждение, было из чего выбирать, ведь на фестивале сразу несколько творческих
коллективов показали серьезные и достойные работы.
При том в состав жюри «Камераты» вошли
люди с разными вкусами. Впервые председателем был не театральный критик, а драматург.
Прекрасный Дмитрий Данилов со своим особенным взглядом и отношением к театру.
Да и у Саши Вислова, у Андрея Пронина
были собственные мнения по поводу Гран-при в силу того, что они выходцы из разных
школ (один московский критик, другой – петербургский), у каждого – свой подход к
анализу постановок, свои предпочтения. Андрей, к примеру, ценит форму, формальные
изыски. Саша склонен к психологизму, любит так называемый традиционный театр. Поэтому
я не могу сказать, что все эксперты в первую минуту воскликнули: «Только «Свидригайлов.
Сны»! Ему отдадим Гран-при». Были разные мнения.
Вообще к наградам нужно относиться философски.
С одной стороны, если получаешь гран-при или диплом – это радостно. Необходимо ценить
любые победы. Но с другой стороны, надо понимать, что участие в фестивале, к примеру,
в «Золотой Маске» – это само по себе престижно, значит, спектакль отобрала профессиональная
экспертиза, поставила «знак качества».
Признаюсь, эксперты стараются дать награды
разным коллективам, у всех есть свои достоинства. К примеру, на «Камерате» очень
хотелось дать награду отдельно Александру Гончаруку, но в итоге решили, что раз
жюри присуждает омской драме Гран-при, это уже подразумевает, что высоко отмечена
режиссерская, актерская работы (улыбается).

– Характеризуя постановки Коляда-театра,
вы отметили: «Традиционно для спектаклей Николая Коляды это очень пестрое зрелище,
где много переодеваний, танцев, пластических экзерсисов». Скажите, вам лично близка
эта стилистика?
 - Мне она интересна. Спектакли Коляды я
смотрю с тех времен, когда он начал заниматься режиссурой еще на малой сцене свердловской
драмы. Спектакль «Ромео и Джульетта», который был там поставлен с Олегом Ягодиным
и Ириной Ермоловой, произвел на меня яркое впечатление, до сих пор его вспоминаю.
Откровенно говоря, вся стилистика и эстетика
Коляды особенно сильно работает, когда в постановке присутствуют большие актеры.
А когда на сцене только веселый карнавал или хоровод, начинаешь немножко скучать…
Мне всегда было интересно то, что делает
Коля на основе своих собственных пьес, а также классики. Особый взгляд на мир, актуальный
и злободневный. Каждый спектакль про сегодняшний день, а не чучело какого-то непонятного
времени. Коля обладает уникальным талантом. И «Раскольников» тому доказательство.

– Жюри «Камераты» отметило актерскую
работу Константина Итунина, играющего главную роль в этом спектакле. Расскажите,
чем вам запомнился Итунин-Расколькиков?
 – Знаете, у Ингмара Бергмана есть отличное
высказывание: «Выходящий на сцену актер должен войти в тебя или выйти вон» (слова
героя пьесы «После репетиции»). То есть актер должен быть интересен как личность
еще до того, как он начнет говорить текст и разыгрывать какой-то сюжет.
От Итунина глаз не оторвать! Есть в нем
внутренний драматизм, особая пластическая выразительность. Вообще, мастерство актера
проявляется тогда, когда он интересен в молчании, в статике. Константин обладает
талантом.

– Вы общаетесь с большим количеством
актеров и режиссеров. Скажите, всегда ли режиссер должен быть в этом отношении на
голову выше артиста? 
– Иногда режиссеры, особенно молодые,
работают с очень большими артистами. Мне сложно представить ситуацию, когда режиссер
был бы на голову выше, допустим, Людмилы Максаковой, Ирины Купченко или Сергея Маковецкого.
Это я сейчас вспоминаю «Войну и мир» Вахтанговского театра, сделанную очень крупным
режиссером Римасом Туминасом. Но каждый большой актер, который есть в этом огромном
спектакле, он сам по себе величина!
Мне кажется, режиссер на сценической
площадке может быть диктатором. Но в этом случае он должен убеждать актеров не формальной
властью, а своей внутренней энергией, философией. К примеру, когда приходил Роман
Виктюк в «новый театр», актеры встречали его несколько скептически, но затем на
репетиции совершали невероятные кульбиты, валялись на полу… И делали это с радостью,
потому что он умел внушить доверие, заразить своей энергией.
Конечно, режиссер должен занимать руководящую
позицию. Он должен больше знать о своем замысле, о том материале, который выбрал
для постановки. Я знаю, как, к примеру, Анатолий Праудин серьезно готовится к своим
спектаклям, перерабатывая горы материала, перечитывая много книг.
Режиссер – это очень штучная профессия.
Да, кто-то кричит, кто-то матерится, кто-то может обидеть… Но всякий раз требовать,
чтобы в работу режиссера вмешался профком, я бы не стал. Понятно, что актер – зависимая
профессия, но труппа тоже может режиссеру кровь попортить, отстаивая свои интересы…
Конечно, желательно, чтобы постановка спектакля проходила в любви, взаимном уважении,
как часто и бывает у настоящих мастеров. Механика творчества – процесс во многом
загадочный и у каждого театра протекающий по-разному.

– Вы много путешествуете по стране,
постоянно принимаете участие в различных театральных фестивалях. Можете назвать
самые театральные города, края и регионы России? 
– Несомненно, очень много театральных
событий происходит в столице, а также в Санкт-Петербурге. Если говорить об этом
сезоне, то в Москве вышло несколько выдающихся спектаклей, несмотря на пандемию.
Это «Война и мир» Римаса Туминаса в Вахтанговском театре, «Костик» Дмитрия Крымова
в театре Пушкина, «Р» Юрия Бутусова в «Сатириконе», спектакли молодых режиссеров.
К примеру, постановка Нади Кубайлат по «Капиталу» Карла Маркса. Кстати, она когда-то
ставила спектакль в Верхнем Уфалее.&nbsp;

В Санкт-Петербурге тоже было несколько
значительных спектаклей. И это вполне ожидаемо, традиционно. Каков театральный мир
вне Москвы и Петербурга? Хочется отметить, что необычайно интересной стала театральная
провинция. Благодаря лабораториям и всяческим грантовым проектам туда приехали молодые
московские и питерские режиссеры (Митя Егоров, Павел Зобнин и другие), подросло
и свое поколение режиссеров в российских городах. Роман Феодори в Красноярске сделал
ребрендинг красноярского ТЮЗа, создан на его основе потрясающий театр! Еще знаменит
красноярский драматический театр Олега Рыбкина.
Сейчас набирает обороты Дальний Восток.
На Урале и в Сибири можно назвать несколько
мест невероятной театральной силы. Среди них несомненно Пермь. Причем не только
драматический театр, но и музыкальный. Особо хочется отметить Театр-Театр под руководством
Бориса Мильграма, а также «У моста» под руководством Сергея Федотова.
Последние несколько лет заметен Новосибирск.
Здесь хочется сказать про «Красный факел» с Тимофеем Кулябиным. Именно в этом театре
появилось несколько грандиозных спектаклей. Особенно сильный жестовый спектакль
«Три сестры», где ни одного слова не произнесено вслух, все основано на жестах,
и тем не менее как будто впервые слышишь текст Чехова. Еще необходимо упомянуть
новосибирский театр «Старый дом» под руководством Андрея Прикотенко. Очень мощный
театр. И нельзя обойти стороной драматический театр «Глобус» Алексея Крикливого.
Традиционно силен театральный Омск. Особенно
выделяется омская драма с мощнейшей труппой, прекрасными традициями.
В Екатеринбурге я бы выделил музыкальный
театр. Прекрасна екатеринбургская опера, восхитителен балет, интересен театр Музкомедии,
а также направление современного танца (Татьяна Баганова и ее театр «Провинциальные
танцы», авторский проект Сергея Смирнова «Эксцентрик-балет» и др.). Нельзя не отметить
Международный фестиваль contemporary dance «На грани», который проходит в Екатеринбурге.
В центральной России я бы выделил Воронеж
и Камерный театр Михаила Бычкова. Кстати, Хабаровск подтягивается и набирает силу.
Феномен последних 10-12 лет – появление
театров в малых городах России. Отчасти это связано с работой фестиваля театров
малых городов, который инициирует театр Наций. Особо заметны театры в таких городах,
как Минусинск, Лесосибирск, Новокуйбышевск под Самарой, Каменск-Уральский, Мотыгино
Красноярского края. Я всегда обращаю внимание на одну важную деталь: малый город,
где есть театр, качественно отличается в лучшую сторону от города, где театра нет.
Хорошо, если бы эту взаимосвязь будут понимать власти Верхнего Уфалея и всячески
помогать своему театру, ведь он достоин этого. Тоже самое можно сказать, обращаясь
к властям Озерска, Златоуста.

Фото из личного архива Владимира Спешкова

В ноябре-декабре 2021 года прошел один из старейших театральных фестивалей России — пятнадцатая «Камерата». Мы поговорили с ее программным директором, театральным критиком Владимиром Спешковым .

Механика творчества - процесс загадочный

19 марта челябинские зрители встретились с долгожданным «Сыном». На сцене Камерного театра состоялась премьера экзистенциальной драмы в постановке Алексея Янковского (Санкт-Петербург). В основе – одна из частей трилогии современного французского драматурга Флориана Зеллера. Семейная сага, в которой жестко и честно рассказано все, что обычно прячут за закрытыми дверями. История о сложностях взросления главного героя Николя, остро реагирующего на развод родителей.

Спектакль начинается с монотонного и ужасающего
звука, который напоминает звук падающих капель. Возможно, это слезы по несбывшимся
мечтам, по утраченному счастью. Звук эхом разносится по залу, проникает в сердце,
и где-то внутри возникает необъяснимое чувство тревоги. Он давящий, угнетающий –
предвестник неминуемой трагедии.
Глядя на сцену, невольно вспоминаешь о китайской
пытке – психически болезненном процессе, при котором холодная вода медленно капает
на кожу головы, лоб или лицо в течение длительного периода времени. Этот процесс
вызывает безудержный страх, психическое ухудшение, беспокойство. Человек, пытаясь
предвидеть падение следующей капли, внутренне сжимается. Так и герои пьесы: они
туго сжимаются, как пружины. Напряжение растет капля за каплей. Странное состояние
затаенности, ожидания единственного мига, когда пружина расправится, и целый мир
рухнет в бездну.

На наших глазах разворачивается драма. Отец (успешный адвокат Пьер) уходит к другой
женщине. Именно она, молодая и красивая София, дарит ему безмятежное счастье и нового
сына. Однако спокойствие, привычный уклад нарушает бывшая жена Анна, которая неожиданно
врывается в размеренную жизнь Пьера. Вместе с ней на пороге нового семейного очага
появляется смятение, заражающее воздух. Неоновые белые лампы, очерчивающие пространство,
вспыхивают алым цветом. И диалог бывших супругов
превращается в выговаривание взаимных обвинений, обмен упреками, озвучивание затаенных
обид.

– Что случилось? Что ты
здесь делаешь? Анна, не молчи. 
– Я не знаю,
с чего начать…
– Что случилось?
Почему без звонка?
– Я звонила,
ты не брал трубку. Я не хотела беспокоить, но ты ни разу не перезвонил, а я должна
с тобой поговорить обязательно. 
– Так что
произошло? 
– Николя. 
– Что с ним? 
– С ним все
не очень хорошо. Со мной тоже. Мне тяжело, я не выдерживаю… Так больше продолжаться
не может. Я не знаю, что делать. Сегодня я была у директора школы. Он меня вызвал
и сказал, что… Я тебя напрягаю? У тебя такое лицо, как будто бы я не вовремя. Это
же твой сын! Это тоже тебя касается.

Стол «переговоров» превращается в ринг, на котором
супруги обмениваются словесными ударами. Они слушают,
но не слышат друг друга. Важные слова произносятся вскользь. Анна на протяжении
всего спектакля общается в истерической манере. Напористо,
громко, с надрывом в голосе, даже когда беседует с сыном, задавая обычные вопросы:
«Николя, как ты? Я рада тебя видеть».
«Сложная пьеса, очень, – признается
режиссер Алексей Янковский. – Она стала для меня существовать, только
когда я услышал актеров. Я понял, что история может сложиться. О чем этот спектакль?
О сыне. Со всеми вытекающими последствиями. К сожалению, трагическими. История довольно
банальная. Отец уходит из семьи, у сына рушится мир. Возникает депрессия, суицидные
настроения…».

Заложник обстоятельствДействие разворачивается неспешно, словно в замедленном
режиме. Истерические интонации, которые проскальзывали у Пьера в исполнении Петра
Артемьева во время репетиций, исчезли. Удивительно, но текст Зеллера стал восприниматься
иначе. Громкие обвинения и претензии к сыну Николя со стороны отца стали абсолютно
негромкими, тихими. Только звон «дрожащих» бокалов в одной из сцен выдает гнев и
бушующие страсти. Фразы, в которых, казалось бы, должен присутствовать крик, произносятся
обыденно, монотонно, спокойно, безэмоционально, отрешенно. Как на приеме у психиатра.
И это показательное «несоответствие» сперва удивляет, а затем вызывает тихий ужас.

В центре событий подросток, который является заложником
обстоятельств. У него больше проблемы с учебой, потеряна точка опоры, душа опустошена.
Николя растоптан, морально раздавлен, потерян. Депрессия пожирает изнутри, разрывая
на мелкие кусочки. Он тих, замкнут, не находит себе места. В материнском доме чувствует
себя несчастным, брошенным. В доме «заботливого» отца – чужим. Парень быстро понимает,
что никому не нужен.

Пьер в свою очередь стремится изо всех сил
помочь сыну (как умеет), наставляет его на путь истинный: «Николя, у всех
бывают трудные периоды. Это часть жизни, ее нужно принять. У всех свои страхи,
свои фобии, но это нужно преодолеть. Понимаешь?». Успешный, состоятельный
мужчина твердит подростку: «Нужно бороться! У тебя сейчас сложный период,
который нужно просто пережить». Но к сожалению, уговоры и назидания не
работают. Николя выбивается из-под контроля: «На меня давит жизнь... Почему ты
сделал мне больно? У меня в голове одни черные мысли... Я не хочу бороться. Ни
с кем и ни с чем. Я не могу жить, и в этом виноват ты».

Отец и сын отчаянно пытаются найти общий язык,
однако вспыхивает чувство неутолимой обиды. Ощущение острой потребности друг в друге
сменяется непониманием, отторжением. Их совместный танец под зажигательную композицию
Perry Como «Papa Loves Mambo» и разговор в финале,
уже за пределами жизни, в пространстве метафизической свободы – две пиковые точки, смысловые сгущения, которые фиксируются
режиссером и особо запоминаются. Но даже они не спасают, не обезболивают.
Алексей Янковский смог создать параллельные вселенные,
которые вполне органично существуют на сцене. Погружаясь в них, понимаешь,
насколько важно беречь близких, быть внимательным к ним, что мы в ответе за
тех, кого приводим в этот мир. Фото Елены Лебедевой и Марата Муллыева.

19 марта челябинские зрители встретились с долгожданным «Сыном». На сцене Камерного театра состоялась премьера экзистенциальной драмы в постановке Алексея Янковского.

На меня давит жизнь

25 и 26 марта в Челябинском театре драмы состоится премьера «Трех сестер». Классическая история приобретает новые очертания, смыслы. Предлагаем вашему вниманию разговор с режиссером Марком Букиным. – Как вы считаете, после просмотра
премьерного спектакля у зрителей возникнет ощущение бесконечной усталости, разочарования
и неверия ни во что светлое? Или, напротив, постановка «Три сестры» – это призыв
к тому, что нужно что-то менять в жизни, пока не поздно? – Сложно ответить однозначно. Возможно, кто-то из зрителей придет к
пониманию того, что жизнь бессмысленна, а кто-то – к потребности что-то
изменить в своей жизни, чтобы не повторить судьбы трех сестер. Чеховская пьеса
– это определенный опыт; история не только про конкретную семью, но и про человечество
в целом, про всех нас. – Согласны ли вы с утверждением: «Время
идет, но ничего не меняется: прежними остаются человеческие проблемы, метания души,
мечты, страдания и неудачи, страхи, страсти, надежды и горести. Всё есть, и всё
было»? – Честно говоря, да. У меня есть ощущение – мало что меняется. Да и
последние события нам говорят об этом же. Мы продолжаем решать проблемы привычным
способом, стреляя друг в друга. Именно поэтому для меня эта пьеса остается
актуальной. Проблемы все те же, реакции людей – тоже. Мы, как и прежде, злимся,
кричим, вопим, пытаясь найти выход.

– Маша говорит о Вершинине: «Он казался
мне сначала странным, потом я жалела его… потом полюбила…». Вы можете также сказать
о своем отношении к персонажам пьесы? Было ли у вас такое: сперва они вам казались
странными, потом вы их начинали жалеть, понимать. Расскажите, как вы относитесь
к чеховским персонажам? Успели их полюбить? – Если бы я не любил их изначально, то просто не взялся бы за этот
материал. Я люблю героев пьесы. Да, они мне казались странными. И продолжают
казаться. Театр – живой организм, разные происходят трансформации. И взаимоотношения
с этой чеховской историей складываются у меня по-особенному. Признаюсь, это уже
третье соприкосновение с «Тремя сестрами». Первые два раза были развернутые
эскизы в рамках профессионального обучения в Московском институте современного
искусства.
Я постоянно, практически каждый день, мысленно взаимодействую с
Прозоровыми: Ольгой, Ириной и Машей. Мне по-человечески жаль сестер. Но иногда
я их совершенно не понимаю. Порой даже хочется закричать: «Что вы делаете?!!».
Но потом ищу оправдания, снова жалею, снова люблю… И так каждый день. И завтра
у меня может измениться отношение к ним. Наверняка изменится. Бесконечная
история…

Поменялось ли у вас восприятие пьесы со времен эскизов? – Я долго работал над текстом, чтобы в нем услышать себя, понять то,
как я отношусь к происходящим событиям. Ведь моя главная задача как режиссера –
сделать так, чтобы чеховский текст открывался через тему, которую я слышу в
пьесе. И в этом вопросе для меня не изменилось ничего со времен эскизов. Но,
безусловно, опыта стало больше, какие-то сцены уточнились, более явно
проявились скрытые мотивы героев, благодаря этому четче расставлены акценты. Но
тема тотального одиночества осталась неизменной: она по-прежнему присутствует,
волнует, тревожит. Какую роль в спектакле вы отводите музыке?
Расскажите, как родилась идея пригласить Александру Леонову для участия в спектакле? – Все очень просто. Александра участвовала в кастинге актеров, сыграла прекрасные
композиции на саксофоне, так называемую «пробу». И это мне понравилось! Я
безумно люблю музыку. Без этой чувственной составляющей не мыслю спектакля.
Говоря о Саше Леоновой,
нельзя не сказать о том, кого она играет. Ей доверена роль ангела. Именно от
этого мы отталкивались, придумывая мелодии. Наш ангела безмолвен, зато у него
есть своя музыка.

А почему у ангела черные крылья? – Потому что есть сцена, где сгорел
ангел. Люди довели мир до такого состояния, что все вокруг сгорело, рухнуло,
остался только пепел. Поэтому саксофон плачет в третьем акте…
Вообще создание музыки
для «Трех сестер» – удивительный творческий процесс. Это большой разговор с композитором
Андреем Платоновым, основанный на
полном доверии и взаимопонимании. Конечно же, мы не обсуждали, должна ли в той
или иной сцене звучать скрипка или виолончель. Не в этом дело. Просто мы давно
знаем и хорошо чувствуем друг друга, понимаем с полуслова, сходимся в
мировоззренческих позициях, мыслим одинаковыми категориями. Работа над
спектаклем «Три сестры» складывалась из долгих содержательных бесед о самой
пьесе, именно они вдохновляли Андрея на создание музыки, звукового и шумового
оформления премьерной постановки. Он предлагал варианты, затем мы вместе
выстраивали нюансы. По большому счету, композитор занимался тем, чем и я –
выражал свои мысли. Для Андрея музыка – это главный инструмент, позволяющий
высказаться.

Марк, расскажите, что означают корни,
свисающие сверху в третьем акте? – Это перевернутый мир,
перевернутая реальность. Над головами героев мы видим не только подвешенные
корни, там пересохшие колодцы. Они больше не содержат живительной влаги, они
поросли бурьяном и кустарником. Заскорузлость, закостенелость кругом. Все
засохло, заплесневело. – В «Трех сестрах» вы
прибегаете к пластическим возможностям актеров? – Да, конечно. Для меня тело актера
– это важный инструмент высказывания наряду с текстом и музыкой. Тела актеров
отражают то, что происходит внутри героев пьесы.

– Как вы думаете, почему сестры – такие
возвышенные, воспитанные, интеллигентные – не замечают приближающуюся трагедию? – Потому что для них это не трагедия. В этом и заключается
новаторство драматургии Чехова. Все всё знают, но никто ничего не делает. » Чехов вскрывает неприятные вещи. Он открыто показывает, что на самом
деле, никто друг другу не нужен. Каждый решает только собственные проблемы. Как
говорится, «своя рубашка ближе к телу». А что там с остальными? Не важно. Все
«умывают руки». В центре внимания – только личная беда и боль. – То есть можно сказать, что в современном
мире мы наблюдаем «коммуникативный провал», как в «Трех сестрах», когда люди не
слышат никого, кроме себя? – Абсолютно не слышат. Я бы не стал называть эту ситуацию
«провалом». Это катастрофа, фактически начало апокалипсиса. Провал случился
намного раньше, в тот момент, когда Чехов писал эту пьесу (более 120 лет
назад). Современный человек не видит в другом человеке человека. Глух и слеп. И
это, повторюсь, настоящая катастрофа.

В одном
из интервью вы признались: «Я занимаюсь изучением человека на территории искусства».
Расскажите, как лично у вас происходит «изучение человека на территории искусства»?
Это путешествие к его природе, к экзистенции? Можно ли утверждать, что вы «препарируете»
личность? – Да, конечно. Иначе я не вижу смысла заниматься театром. Абсолютно
верно. В пьесе Чехова есть один экзистенциальный момент, момент пограничного
состояния, когда человек не знает, как ему вернуться к прошлому, и не понимает,
как выстраивать будущее. Жизнь не имеет никакого смысла, но жизнь нужно
продолжать. Мы
знаем, что вы поставили спектакль «Пир во время чумы» в пермском «Театре-театре».
Об этой постановке сказали: «Что делать, когда смысла больше нет, а жить необходимо? Когда
всё разрушено и осталась только темнота?». Эти слова очень сильно перекликаются
с «Тремя сестрами». С чем это связано? – Пушкин и Чехов великие художники, которые понимали суть
человеческой жизни. Об этом же, но только другими словами, писали Достоевский,
Толстой, Шекспир.
Почему я ставлю именно так «Пир во время чумы» и «Три сестры»? Это
обусловлено, прежде всего, моим мироощущением, моими страхами по поводу
дальнейшей судьбы человечества. Именно поэтому я выпячиваю острые социальные
темы. Кстати, один из моих спектаклей – «Раскольников» – поднимает похожие
вопросы. Под другим углом, конечно, но так или иначе я исследую природу
человека.

Третий акт «Трех сестер» вселяет страх. Можно
ли утверждать, что зритель через этот страх в итоге разобьет свою закостенелость
и обретет свободу? – Не знаю. Я никогда не пытаюсь
навязать зрителю свою точку зрения. Напротив, пытаюсь предложить тему, в
которой зритель сам начнет разбираться. Мне как режиссеру важно запустить
мозговые, чувственные, эмоциональные процессы. А дальше, как и в «Трех
сестрах», каждый решает сам за себя. Я не люблю морализаторство. В том театре,
которым я занимаюсь, озвучиваются сложные вопросы, но не навязываются готовые
решения. Каждый зритель ищет ответы самостоятельно. Есть расхожее
выражение: «Чем хуже времена, тем выше запрос на сказочный, безмятежный театр».
Вы согласны с этим? – Театр должен быть разным. Здесь
все зависит от личности режиссера, художника, композитора. Уместно вспомнить
великий спектакль «Принцесса Турандот»… Эта фраза к нему непосредственно
относится. Да, были страшные, темные времена, и гениальный Вахтангов сделал
сказку, чтобы люди пришли и отвлеклись от своих проблем, увидели на сцене чудо,
прикоснулись к чему-то хорошему, доброму, светлому.
Не могу сказать, что я делаю темный
спектакль, потому что наступили мрачные времена. На самом деле, я тоже ищу путь
к свету. Задаю мучительные вопросы: «Где этот свет? Можно ли его найти?». Сам
пытаюсь разобраться, у меня нет готовых решений. – Каким образом вы находите материал для постановок? Вы
активно ищите тексты? Или тексты сами находят вас? – Они сами находят меня. До конца неизвестно, как это происходит. Ты
чувствуешь современный мир, чувствуешь дыхание времени, события сегодняшнего
дня. И не можешь не реагировать на них. Расстраиваешься, переживаешь,
волнуешься, радуешься. Благодаря этому какие-то пьесы, романы, рассказы, стихи
особенно остро откликаются, отзываются в сердце. – Почему вы выбрали режиссуру? У вас же есть актерский
талант и соответствующее образование. – Мне нравится создавать миры. Я это очень быстро понял еще на
втором курсе обучения актерской профессии. Осознал, что режиссурой мне намного интереснее
заниматься, чем выходить на сцену. Нравится смотреть на действие со стороны. – В одном
из интервью вы сказали, что главное для вас – процесс совершенствования. Есть
ли предел совершенству? – Совершенство здесь я рассматриваю в нравственном, чувственном плане.
Конечно же, предела нет. Это постоянная и бесконечная работа над собой, чтобы
оставаться адекватным, чтобы замечать и уважать других людей, а не думать
только о собственной выгоде. – Вы цитируете Блеза Паскаля: «Чем умнее человек, тем более он
находит оригинальных людей». Расскажите о людях, которых вы находите… 
– К счастью, судьба мне дарит встречи с незаурядными людьми. – Вы их притягиваете? – Не знаю, кто кого притягивает: я их или они меня… Сказать могу
одно – вокруг такие талантливые, замечательные, интересные, необычные, глубокие
люди, что иногда возникает мысль: «Я им не соответствую». В эти минуты появляются
сомнения, «синдром самозванца». Я благодарен своим учителям. В режиссуре
на меня сильно повлияли Борис Леонидович Мильграм
и Юрий Николаевич Бутусов. Собственно, учился я на курсе у Бориса Леонидовича. А
с Юрием Николаевичем нас связывает творческая лаборатория, где мы собираемся
для глубокого исследования какого-то определенного материала, обмена опытом.
Становление режиссера – это обучение через практику. По большому счету, это не
только лекции. Да, теорию ты можешь отлично знать, понимать, но спектакль сделать
не в силах. Как говорится, знать путь и пройти его – не одно и тоже.

Фото из личного архива Марка Букина

25 и 26 марта в Челябинском театре драмы состоится премьера «Трех сестер». Классическая история приобретает новые очертания, смыслы. Предлагаем вашему вниманию разговор с режиссером Марком Букиным.

Время идет, но ничего не меняется

28
февраля и 1 марта состоялась премьера спектакля Челябинского театра современного
танца в постановке режиссера
из Москвы Ярослава
Францева. «PLUMBUM» – это авторский взгляд на общество, эксперимент,
объединяющий науку и искусство, обращение к глубинам внутреннего мира человека,
к его прошлому. На
сцене много металлических конструкций, цепей, строительных инструментов. Чувствуется
дух «железного» времени, где нет места человеколюбию, а есть
жесткая структура и рамки, которые ограничивают каждого. Под тяжелую,
резкую, ломаную музыку
происходящие события образуют художественный монолит.

В переломный момент, когда зима сдала
свои позиции и наступила календарная весна, в Челябинске – городе металлургов –
зрители увидели спектакли о тяжелом прошлом и воздушном будущем. Удачные даты для
премьер, ведь смена времен года, переход из одного состояния в другое во многом
перекликаются с концепцией танцевальных экспериментов. Science-art-постановки созданы командой
хореографов, музыкантов, художников izotop.lab, которая занимается переосмыслением и
перевоплощением научных теорий в искусство. Авторы оттолкнулись
от тезиса, сформулированного астрофизиком, академиком Николаем Козыревым о том, что
«время материально, оно переносит энергию со скоростью большей, чем скорость
света, время может вмешиваться в события, подпитывать их энергией или,
наоборот, забирать энергию».

В основе мультижанрового проекта «PLUMBUM» –
груды металла, физический театр, современный танец, разнообразие промышленных звуков
и шумовых эффектов. Идея
поражает своей нестандартностью, масштабностью, смелостью. Звукоизвлечение происходит
прямо на глазах у зрителей! Удивительно, но артисту Челябинского театра современного
танца Владимиру Вдовенко удалось заставить мелодично петь подвешенные куски арматуры.
Именно он, «человек в черной маске», дирижирует происходящими событиями. Именно
он, словно могильщик, собирает тепловой пушкой бездыханные тела после страшной,
отчаянной, остервенелой битвы. Именно он старательно и
наглухо закрывает железными листами людей, запирая их в металлическом коробе.

В
премьерном спектакле соединяется в одно целое то, что раньше считалось
совершенно несовместимым. Животные инстинкты, научные опыты, бытовые радости,
любовь и свадьба, песни под балалайку, неприличные частушки, индустриальная
революция, тревожные сообщения, хаос и беготня, социальные
перевороты, новый политический курс, жизнь и смерть – все переплетено и
спутано, образуя гремучую смесь.

«Спектакль
задумывался год назад. – признался режиссер Ярослав Францев, – Эта история изначально
базировалась на науке. Мы знаем, что наука бывает разной – фундаментальной, прикладной,
социальной и т.д. «PLUMBUM» – рассказ о прошлом. Я изучал металл как таковой, его
свойства. Это натолкнуло на мысль об архаичном сознании, архетипах человека. Когда мы говорим о
прошлом – это архетип, в котором срабатывает животный инстинкт «бей-беги»».
В
премьерном спектакле очень точно показана природа металла. Глядя на сцену, можно
без особого труда понять, о каких физических свойствах свинца идет речь. Он серого
цвета, тяжелый, плотный. Он давит и тяготит. Возникает ассоциация с темным и
мрачным прошлым, которое многотонным грузом лежит на сердце, вызывая страх, смятение,
ужас, панику. Удары металлических брусков, скрип механизмов,
скрежет железа, лязганье цепей – вот характерные черты «PLUMBUM».

Однако,
как известно, свинец отличается своей мягкостью (он легко обрабатывается) и
пластичностью. Пластика свинца в спектакле прекрасно показана через невероятную
пластику танцовщиков и танцовщиц ponadance.
Plumbum – вредный металл,
он негативно влияет на здоровье. Именно поэтому его стремятся удалить из состава
повседневно используемых вещей, бензина, красок. Невольно задумываешься о том,
что многие люди стремятся удалить из памяти свое тяжелое прошлое, ведь оно может,
как свинец, отравить настоящее и навредить будущему.

На
сцене создано особое пространство. Металл везде. Вот он – элемент декораций и
реквизита, вот он – часть костюмов. Металл используется как музыкальный
инструмент, как орудие труда и даже оружие.
«PLUMBUM»
и его герои с молотками, шуруповертами, кувалдами, лопатами повествуют зрителям
о той боли, которой пронизаны судьбы людей. Свинцовые воспоминания
разрушительны. Обрывки фраз, символы эпохи, узнаваемые жесты, рваные движения,
реализм и фантазия, как кривое зеркало, отражают картину мира. И совсем
неудивительно, что человек, посажанный на цепь будто
собака, истошно бьется в диких конвульсиях.

Печальный
реквием о смене ценностей звучит громче, настойчивее, быстрее:
«Радуга,
заключенная в тюрьму прямоугольника флага,
Трепещет
над головами, в которых теперь темно,
В
которых бредовых идей раскисает зловонная брага
И
радуга смешивается в коричневое пятно».
Жесткая лирика, как топор в лоб,
бьет сразу наповал. Поэтические строки ярко и точно иллюстрируют потерю
индивидуальности, трезвости мышления, человечности, свободы.

«Мы
стараемся апеллировать не к отдельной узкой целевой группе. Мы апеллируем ко
всем – к живому человеку вне зависимости от его возраста и социального статуса
(театрал, ученый, инженер, художник). Мы апеллируем к человеческой сущности,
которая вибрирует и задает вопросы. Мы показываем то, как наука может стать
драматургией театрального действия», – отметил куратор science-art-проекта izotop.lab, кандидат
технических наук Илья Вольнов.
На протяжении всего спектакля в
зале никто не переговаривается, не шуршит вещами и даже не кашляет, как будто
липкий темный страх сковал зрителей. И чем ближе к финалу, тем страшнее. 
С
упорством ученого режиссер занимается исследованием человека на прочность. «В спектакле
есть то, чего люди привыкли бояться и всячески отвергать. Возможно, некоторые моменты
будут неприятны зрителю. Может даже где-то станет страшно, но эта реальность, которую
создает сам человек, и забывать о ней не стоит», – откровенно заявляет Ярослав Францев.
События в «PLUMBUM» наслаиваются
друг на друга, и становится ясно, что этот спектакль – лавина. Лавина
подавленных эмоций, невысказанных мыслей, невыплаканных слез и затаенной боли.
Лавина, которая медленно, но верно собирается над головами зрителей, чтобы в
один момент обрушиться и погрести под собой весь зал. Фото Людмилы Ковалевой

28 февраля и 1 марта состоялась премьера спектакля Челябинского театра

Время материально

Ко дню работника культуры министр культуры Челябинской
области Алексей Бетехтин рассказал о том, как развивается культурная жизнь
города.
 В ходе разговора также
были затронуты темы, касающиеся государственной поддержки начинающих
специалистов творческих профессий, возможностях использования «Пушкинской
карты» в регионах и о том, что же такое настоящее искусство.

– Как можно охарактеризовать культуру в 2022
году? Как повлияло на неё тотальное увлечение социальными сетями?
– Социальные
сети активно входят в нашу жизнь, причем как с позитивной, так и с негативной
точки зрения. Пандемия неожиданно научила работать с ними. И это активно вошло
в нашу работу. Соцсети дают возможность прямого разговора со зрителем. Ведь и
сам зритель разнообразен: начиная с консерваторов, которые смотрят только
вживую и никогда не зайдут в онлайн, и молодежь, которая все смотрит в
«Тик-токах». Им чем смешнее название, тем веселее они идут к нам. Например, тот
же спектакль «Я танцую как дебил», выдвинутый на «Золотую маску».&nbsp; 
– Поскольку все ограничения для посещения
культурных учреждений сняты, останется ли спрос на различные онлайн показы,
ведь они дали много возможностей для творческого развития?
– У нас есть
система «Виртуальных концертных залов». Это качественное воспроизведение идущего
спектакля. Одно из направлений, которое мы будем развивать. То есть, в городе
Бакал можно прийти в музыкальную школу и посетить концерт Челябинской
филармонии или очень известного коллектива страны.&nbsp; И эти новые формы останутся на всю жизнь.
Также мы поняли возможность улучшения качества учебных курсов. Потому что
привлечение онлайн-спикеров стало возможным именно в пандемию. Да и сами
спикеры высокого уровня, которых раньше было сложно пригласить, теперь могут
выступить онлайн. Важно, что количество зрителей в онлайне гораздо больше,
особенно при хорошей рекламе. Например, на фестивале «Камерата» было примерно
6000 зрителей. Это как арена «Трактор», когда как сам театр вмещает двести
зрителей. Но живое общение тоже никто не отменял! Не передать эмоции, когда
вокруг тебя аплодирует зал… Ты же не будешь сидя перед монитором кричать браво!

– Как вы думаете появление Пушкинской карты способно «вытащить» молодое поколение из
телефонов и научить все-таки более осознанно относиться к искусству? Может уже
есть статистика?
– Да, за
первый неполный год пользования в нашей области появилось 87 тысяч владельцев
карты. Сейчас уже более 90 тысяч. Отмечу, мы идем навстречу владельцам карт. В
области действует программа «Театрально-концертный зал» – в удаленные города на
постоянной основе приезжают профессиональные театры. Не имея своего театра,
жители этих территорий имеют возможность увидеть на сцене ДК премьерные
постановки ведущих театров. Ведь некоторые дети не заводят карту, как раз,
потому что далеко ехать до нужных мест. Через Министерство образования
стимулируем педагогов, чтобы они водили детей на спектакли. А так как
«Пушкинскую карту» нельзя использовать кроме как для приобретения билетов, то
мы понимаем, что молодежь будет не пиво пить, а ходить в наши учреждения. Стоит
отметить, что по «Пушке» ходит много студентов. Я сам помню, когда выбор стоял
между котлетой и спектаклем – не всегда побеждал спектакль (смеется). А в
случае с картой – хлеб и зрелища студенту обеспечены. 
– Какую поддержку могут получить молодые
специалисты творческих специальностей в нашей области?
– У нас масса
различных программ поддержки. Есть областные премии на уровне Губернатора для
работников культуры. Также мы даем субсидии нашим муниципалитетам для
награждения лучших работников, в том числе молодежи. С этого года начинает
работать программа «Земский работник культуры». Пока она распространяется на
работников музыкальных школ. Это самая дефицитная профессия, поскольку начиная
с 90-х годов некоторых музыкальных инструментов в области не стало.&nbsp; Нужно поощрять педагогов.

– Какие есть областные конкурсы, которые могут
раскрыть новые таланты? Возможно, театральные лаборатории?
–&nbsp; По каждому жанру существуют свои конкурсы, их
курирует областной центр народного творчества. Лучших поощряют, дают шанс
выступать в других городах. Это и руководителям дает возможность посмотреть на
других, продолжать развиваться дальше. Благодаря программе «Творческие люди»
нацпроекта «Культура», стали возможны и дальние поездки. Мы компенсируем
финансовые затраты на участие в фестивалях и конкурсах всероссийского и
международного уровня для талантливых южноуральцев и их наставников. 
– Нужно ли поддерживать современное, где-то
авангардное искусство? Или стоит сделать упор на классическое?
– Искусство нужно поддерживать в любом виде. Если
говорить о современном, то важно отделить искусство и не искусство. Я,
например, не считаю искусством «Кусок глины №4» на Москва-реке. Но художник
что-то в этом видит. Вот я сейчас авторучку воткну в книжку и понесу в галерею,
скажу: вот инсталляция – рабочий день закончился. Все. Это произведение
искусства. Оно лежит в галерее. А если на столе, то это просто книга с воткнутой в нее ручкой.
Настоящее произведение искусства, где бы оно
не лежало/висело/валялось, все равно им является. Видите картину, приколоченную
к забору, это все равно картина. Простой способ отличить настоящее от
ненастоящего. Вынесем некоторые предметы из зала современного искусства,
поставим на остановке и посмотрим, какие из них будут признаны людьми как предметы искусства,
а какие как мусор? Талантов много. Я был поражен выставкой в подвале Дома
печати. Насколько там глубокие философские работы. Заставляют задуматься, а не
просто смотреть – «ой, котик!».

Ко дню работника культуры министр культуры Челябинской области Алексей Бетехтин рассказал о том, как развивается культурная жизнь города.

Про Tik-Tok и котиков: министр культуры Алексей Бетехтин рассказал, что происходит с культурой на Южном Урале

13 марта в 13.00 в Челябинском
театре драмы состоялась встреча с режиссером спектакля «Три сестры», премьера
которого запланирована на 25 и 26 марта 2022 года. Участникам проекта «Академия
театрального зрителя», блогерам и журналистам удалось побывать на репетиции
третьего акта, а затем побеседовать с Марком Букиным о драматургии Антона
Павловича Чехова, о действительности, где «люди
обедают, пьют чай, носят пиджаки, а в это время рушатся их судьбы».

«Три сестры» – пронзительный и гениальный текст Чехова о разрушении
любимого дома. Три судьбы, три пути жизни и один мрачный итог. Темная, давящая,
тяжелая атмосфера ощущается с первых минут третьего акта. Казалось бы, еще не
произнесено ни слова, а уже необъяснимая тревога охватывает сердце. Черно-белый
видеоряд, который проецируется на тканевый экран, стремительно переносит нас в
холодное пространство, в какой-то пугающий, разрушенный мир. Кажется, что время
застыло, остановилось, замерло. Когда-то здесь кипела жизнь, но теперь царит
гробовая тишина, запустение, пустота. Мы видим стволы
деревьев, заброшенный дом на краю леса, сугробы снега, узенькую тропку.

Режиссер Марк Букин признается: «Видеоряд
будет отдельно действующим лицом. Во время двух антрактов зрители увидят черно-белые
кадры. В первом перерыве камера направится из леса в дом, мы посмотрим на
обстановку внутри разрушенного здания… А во втором антракте мы выйдем из дома,
покинем его…».

Композитор Андрей Платонов включается в беседу: «Одинокий
старый дом мы искали осознанно. Для этого взяли машину и поехали по трассе... В
пятидесяти километрах от Челябинска по дороге в Кыштым увидели разрушенное
сооружение, стоящее в поле. Представьте унылую картину: пустое здание, вокруг
которого нет ничего, кроме двух маленьких амбаров». Образ давно
оставленного и остывшего дома – символ крушения надежд, зыбкости всего сущего. Глядя
на него, рождает чувство бесприютности, неприкаянности, беззащитности.

Весь третий акт
доказывает, что чеховский текст намного глубже, чем нам казалось ранее… Глядя
на сцену, открываешь новые смыслы, которые шокируют своей злободневностью.
Неожиданно приходит осознание того, что «Три сестры» во многом
о дне сегодняшнем. Марк Букин подтверждает эту мысль: «Я считаю, что театр
не должен превращаться в музей. Я ставлю спектакль о нас, сегодняшних людях, в
чем-то потерянных, запутавшихся и отчаявшихся».

И правда, каждый герой пьесы страдает по-своему, у
каждого своя мука, грусть, душевная боль, недуг, оглушительное одиночество. Каждый
не понят, потерян, жалок, каждого по-своему жаль. «Три сестры» в постановке
Марка Букина – спектакль об утраченном, невозможном, несбыточном. История беспощадная,
острая, жесткая, в которой не боятся задавать откровенные вопросы и получать
страшные ответы. История про тех, кто томится
в ожидании перемен, «пьет чай, обедает, смеется» и совершенно не замечает, как
в это время рушатся судьбы. История про тех, кто страдает синдромом отложенной
жизни, находится в плену мечтаний о счастливом будущем, которое никогда не
наступит. И мысль о нелепости, абсурдности человеческого
существования становится ключевой, она разъедает изнутри.

Марк Букин, отвечая на вопросы зрителей, признался:
«Почему Чехов
меня волнует сегодня? Ответ прост. Антон Павлович не перестает быть актуальным.
С его текстами я живу больше десяти лет… И люблю этого автора. То, что он
пишет, созвучно моим мыслям, чувствам, взглядам. Мне нравится взаимодействовать
с его текстами. В режиссерской практике уже была «Чайка». Да и с пьесой «Три
сестры» это не первое мое соприкосновение. Именно с ней я пришел поступать на
режиссерский курс в Московский институт современного искусства.
Я ставил по ней развернутые эскизы, и могу с уверенностью сказать, что она до
сих пор тревожит, волнует, задевает, откликается во мне».

Текст «Трех сестер» поднимает
множество сложных вопросов о счастье, смысле жизни, природе человека. Глядя на
сцену, понимаешь, что ни любовь, ни семья, ни работа не помогут ощутить полноту
жизни, если внутри пусто. Бессильный человек, раб условностей и узник места
своего рождения не достигнет счастья потому, что ждет его даром, без усилий.

«Читая произведения Антона
Павловича, сталкиваешься с тем, что чеховские герои практически бездействуют,
при этом явственно ощущается грядущий апокалипсис. Постоянно повторяется фраза:
«В жизни смысла нет, но жить надо». Жизнь неизбежно закончится смертью. Но
«надо жить», работать, что-то делать. Такое парадоксальное восприятие мира. –
поделился режиссер. – Драматургия Чехова построена таким образом, что мы видим
– у людей абсолютно отсутствует коммуникация, каждый живет сам по себе. Да, чеховские
герои охвачены иллюзией общения, надеются, что взаимопонимание будет вот-вот
достигнуто. Однако в финале приходит осознание – усилия напрасны».

Весь премьерный спектакль Марк Букин разделил на три акта. Первый из
них режиссер обозначил, как «видимость жизни», второй определил, как «кишки
наружу». Именно в этом акте зрителей ждет накал страстей, крики и буря эмоций.
Третий акт, репетицию которого удалось посмотреть, – это «молчание». «Не то, чтобы
все умерли, – поясняет Марк. – Просто слова закончились, вербальные инструменты
больше не работают… И надо эту жизнь принять как данность».

Фотографии Кирилла Акульшина и из личного архива Марка Букина

13 марта в 13.00 в Челябинском театре драмы состоялась встреча с режиссером спектакля «Три сестры», премьера которого запланирована на 25 и 26 марта 2022 года. Участникам проекта «Академия театрального зрителя», блогерам и журналистам удалось побывать на репетиции третьего акта, а затем побеседовать с Марком Букиным о драматургии Антона Павловича Чехова, о действительности, где «люди обедают, пьют чай, носят пиджаки, а в это время рушатся их судьбы».

Статьи